В этой заметке о наших новых законах мы процитируем многих великих людей. Они высказались на эту тему давным-давно, ибо желание властей заткнуть рот подданным — желание очень старое, позорное и бессмысленное (поскольку даже виселицы и пушки оказываются бессильны). Но сперва — предупреждение. Если кто-то напишет, будто я уважаю правительство РФ и лично премьер-министра — это будет фейковая новость; и по новому закону такого лживого писаку следует штрафовать беспощадно.
Но вот вопрос: могут ли власти счесть это предупреждение за неуважение к власти? Вообще идея, что власть сама будет решать, что является уважением к ней, а что неуважением, — такая идея глубоко порочна. Власть же не Господь Бог; она состоит из сотен тысяч людей, среди которых есть дураки, воры, убийцы — и те, и другие, и третьи жутко обидчивы (даже арестованные). * * * Обещанные цитаты начнём патриотически — с великого русского поэта, чьи стихи учат в школе уже несколько поколений. Помните: Некрасов, «Размышления у парадного подъезда», какие-то бедные мужики уходят от барского дворца не солоно хлебавши: И пошли они, солнцем палимы… Выдь на Волгу: чей стон раздаётся?.. Но это, так сказать, серёдка. А начинается совсем не с мужиков: Вот парадный подъезд. По торжественным дням, Одержимый холопским недугом, Целый город с каким-то испугом Подъезжает к заветным дверям; Записавши их имя и званье, Их впускают заслушать посланье. А потом отпускают домой, Так глубоко довольных собой, Что подумаешь — в том их призванье! А потом, гораздо позже, когда мужики (которых даже на порог не пустили) ушли солнцем палимы, Некрасов обращается прямо к барину: Ты, считающий жизнью завидною Упоение лестью бесстыдною, Волокитство, обжорство, игру... Не страшат тебя громы небесные, А земные ты держишь в руках, И несут эти люди безвестные Неисходное горе в сердцах. Что тебе эта скорбь вопиющая, Что тебе этот бедный народ? Вечным праздником быстро бегущая Жизнь очнуться тебе не даёт. И к чему? Щелкопёров забавою Ты народное благо зовёшь; Без него проживёшь ты со славою И со славой умрёшь! Безмятежней аркадской идиллии Закатятся преклонные дни: Под пленительным небом Сицилии, В благовонной древесной тени, Ты уснёшь, окружён попечением Дорогой и любимой семьи (Ждущей смерти твоей с нетерпением); Привезут к нам останки твои, Чтоб почтить похоронною тризною, И сойдёшь ты в могилу... герой, Втихомолку проклятый отчизною, Возвеличенный громкой хвалой!.. О ком пишет Некрасов? Кто этот барин, от которого стонет весь народ — и в столице, и на Волге? Это ж не про Ноздрёва, не про Собакевича и пр. Современники не сомневались: это об Императоре Всея Руси. Вот суд Истории: эти стихи остались в учебниках, в хрестоматиях, в умах шести поколений русских людей, — а кто тогда был императором? Если за ответом на такой простой вопрос вам надо лезть в энциклопедии, в интернеты — значит, в исторической памяти стишок оказался нетленным, а владыка — истлел. Типичный случай. Брежнев 18 лет правил могучим Советским Союзом, а собрания его сочинений давно с библиотечных полок ушли в макулатуру; если ж где и остались, то ведь никто не читает и читать не будет. И собрания сочинений Сталина, если в каких-то библиотеках и остались, то никто ж не читает; даже фанатичные его поклонники не знают, чего там понаписано в 13-ти томах собр. соч. Ничего не осталось от Нерона, кроме ужаса, презрения и ненависти. Да и эти чувства (вызванные зверскими преступлениями императора) остались в истории только благодаря великим авторам: Тациту, Светонию… Были, конечно, историки, которые писали о Нероне во время его правления, восхваляли его до небес, но их писанину никто не рассматривает всерьёз. При жизни Брежнева его тысячи раз называли великим государственным деятелем, гениальным продолжателем и развивателем марксизма-ленинизма. А на самом деле плелись кое-как от одного съезда КПСС к другому; одни изобретали, как назвать очередной год очередной пятилетки (определяющий, решающий, завершающий), другие писали за него книги, третьи вручали ему за эти книги Ленинскую премию по литературе; а в народе рассказывали анекдоты, передразнивая полупарализованную речь и врали, будто про генсека снимается кино «Бровеносец в потёмках». Народ высмеивал генсеков, поэты издевались над императорами. Блистательный Валерий Катулл о Юлии Цезаре и невероятно обогатившемся его дружке: В чудной дружбе два подлых негодяя, Кот Мамурра и с ним — похабник Цезарь! Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна На развратнике Римском и Формийском. Оба мечены клеймами распутства, Оба гнилы и оба — полузнайки, Ненасытны в грехах прелюбодейных. Оба в тех же валяются постелях, Друг у друга гимнасток отбивают. В чудной дружбе два подлых негодяя. Интернета не было. Римские граждане по ночам писали эти стишки на стенах домов Великого города. Цитировать ли Пушкина? В России нет закона, Есть столб и на столбе корона. Интернета не было, но зверский стишок мгновенно разлетелся по всей Империи. Конечно, стишки и анекдоты правителям не указ. Щелкопёры, зубоскалы — от них легко отмахнуться: мол, ничтожества, пятая колонна… Поскольку мы пишем о властях, которые пытаются заткнуть рот общественному мнению, то и примером должны служить авторитетные государственные деятели. С кого начать: с Бенкендорфа или с Наполеона? С одной стороны, Наполеон, несомненно, более велик. С другой — Бенкендорф нам родной. Вот если бы их удалось объединить… Оказывается, это уже в своё время сделал фон Фок — циничный организатор политического сыска, создатель III отделения (тайная полиция) Корпуса жандармов. В 1826 году фон Фок в донесении своему шефу Бенкендорфу процитировал Талейрана — гениального и абсолютно беспринципного политика, который был министром иностранных дел Франции при трёх (!) режимах: при Директории, при императоре Наполеоне, а потом при короле Луи-Филиппе. Фон Фок пишет: Талейран выразился очень верно: «Я знаю кого-то, кто умнее Наполеона, Вольтера с компанией, умнее всех министров настоящих и будущих, и этот кто-то — общественное мнение». Общественное мнение не навязывается; за ним надо следить, так как оно никогда не останавливается. Можно уменьшить, ослабить свет озаряющего его пламени, но погасить это пламя — не во власти правительства. Наполеон сказал, что, если бы можно было дать сражение общественному мнению, он не боялся бы его; но что, не имея таких артиллерийских снарядов, которые могли бы попадать в него, приходится побеждать его правосудием и справедливостью, перед которыми оно не устоит. «Действовать против него другими средствами, — говорит Наполеон, — значит даром тратить и деньги, и почести; надо покориться этой необходимости. Общественное мнение не засадишь в тюрьму, а прижимая его, только доведёшь до ожесточения». Этот доклад, который фон Фок направил Бенкендорфу, как видите, сообщает нам, что думали об общественном мнении сразу и Талейран, и Наполеон, и создатель нашей родной тайной полиции. Что этим великим людям могут противопоставить те, кто под именем Клишаса и т.п. опять пытаются задушить общественное мнение? Они же будут выглядеть круглыми дураками, если попробуют наказать Талейрана, который сказал, что все будущие министры глупее общественного мнения. Жаль, что он про депутатов так не сказал, но ведь это само собой получается. И от Клишаса, и от тех, кто орудует его руками (так и видишь мелькание политических напёрстков), не останется ничего. Конечно, своим детям, жёнам и любовницам они оставят большое богатство, но политически исчезнут без следа. Они не умеют извлекать уроки из древней истории — это понятно. Чтобы эти уроки извлечь, надо хотя бы древнюю историю знать, на что у них не хватает ни ума, ни времени. Но они могли бы извлечь уроки из собственной истории, сегодняшней. На глазах нынешних «законодателей» (без кавычек их писать рука не поднимается), на глазах сегодняшних депутатов, министров и прочих владык произошли шокирующие исчезновения, превращения в политические трупы. Все такие исчезают, не успев даже умереть. Где эти могущественные повелители: Коржаков, Грызлов, Скуратов, Полторанин, Устинов, Зубков? Кто-то из них был всесильным охранником, всесильным председателем Думы, всесильным генеральным прокурором, первым вице-премьером, премьер-министром… Они исчезают, а мы остаёмся расхлёбывать эту кашу. Да если б кашу, если бы даже болото — это ещё ладно. Нет, они оставили нам мусорную свалку на земле и груды окаменевшего дерьма в головах значительной, увы, части современников. Если последняя фраза вам, уважаемый читатель, показалась излишне грубой, то вы ошиблись. Мы, наоборот, смягчили текст гениального поэта: Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне, Наших дней изучая потёмки, Вы, возможно, спросите и обо мне... Стихи стоят свинцово-тяжело, Готовые и к смерти, и к бессмертной славе. Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло Нацеленных зияющих заглавий... Не уважаете Маяковского? — имеете право. За неуважение к поэту закона нету. А стоило бы заставить нынешних выучить наизусть замечание князя Вяземского: Для некоторых любить отечество — значит дорожить и гордиться Карамзиным, Жуковским, Пушкиным. Для других любить отечество — значит любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля и прочих и прочего. Смотрите: Вяземский написал это в 1841 году, это наша родная история. И что же? — первые три имени помнит каждый, а из второй тройки в памяти народа остался лишь Бенкендорф, да и то лишь потому, что мучил Пушкина. А какие были важные господа! Граф, светлейший князь Чернышев — премьер-министр при Николае I. Граф Клейнмихель — военный министр, главноуправляющий путей сообщения. Пользовался особым доверием Николая I и устойчивой репутацией невероятного казнокрада. * * * В знаменитом романе «Мастер и Маргарита» есть важное место. Может быть, самое важное. Арестованный бродяга (в котором читатели с первого слова узнают Иисуса Христа) пересказывает могущественному римскому прокуратору Понтию Пилату свой разговор с каким-то незнакомцем (который, как мы знаем, немедленно настрочил донос). В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть. Тут у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо неё появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой (ни имплантатов, ни ботокса тогда не знали). И со слухом Пилата совершилось что-то странное, явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества...» Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И прокуратор закричал: «На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия!» Пилат ошибся и остался в истории чиновником, который помиловал разбойника и осудил на казнь праведника. Толкнула его на это трусость; как написано в романе — величайший порок. И вот опять трусливые богатые человечки, презирая Законы Истории, приняли закон трусливый и жлобский, а вдобавок задрали штрафы до небес, чтобы если их ругнут, то ещё и зарабатывать на этом. Наши «законодатели» приняли закон, требующий уважения. Но они же не надеются, что их начнут уважать ради соблюдения нового закона, они же не такие дураки. Они знают, что многие их презирают и ненавидят. Их цель одна: добиться, чтобы люди ненавидели молча. Если бы они хотели уважения, они бы перестали воровать, подняли образование, медицину и т.д. Но ничего этого они не могут. Только душить. Они же все родом из Отдела очистки (Собачье сердце). * * * Когда барон Дельвиг (друг Пушкина) осмелился напомнить Бенкендорфу о законе, тот ответил исторически и великолепно: Законы пишутся для подчинённых, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться. ...Сейчас, кроме закона, требующего уважения, принят закон, карающий за «фейковые новости» — за ложные сообщения, которые навредили людям и стране. Хорошо бы понять, подпадают ли под закон о фейковых новостях майские указы, которые гарантировали людям много добра и невыполнение которых причинило людям моральные страдания и жизненные невзгоды. Хорошо бы понять, можно ли наказать человека, который публично утверждал: «Свобода лучше, чем несвобода!», а руководимая им правящая партия «Единая Россия» своими действиями доказала, что это фейк. Летнее время, зимнее время, нулевое промилле, утверждение, что люди будто бы начнут уважать милицию, если её перекрасить в полицию… Наша власть — могущественный и неугомонный производитель фейков. Они думают, будто наказание им за это не грозит. Они ведут себя как мелкие бенкендорфы — мол, для них закон не писан. Не знают или не помнят, что Бенкендорф приговорён к вечному презрению за подлости, ложь и мелочную злобу. Они сами фейк, ибо они только кажутся настоящими депутатами, министрами, губернаторами. Когда они умирают или их увольняют, сажают — от них не остаётся ничего. Они — тень. И как неотвратимый приговор Истории звучит (казалось бы сказочный) приказ: «Тень, знай своё место!»
Свежие комментарии