Термин «модернизация» практически полностью исчез из риторики первых лиц. Хотя страна как никогда нуждается в реформах: капиталы бегут за границу, а экономика почти не растёт уже 10 лет. Показательно, что как раз 10 лет назад «модернизация» была самым модным словом в словаре истеблишмента. Россия сильнее многих государств пострадала от кризиса 2009 г.
, а ставший президентом Дмитрий Медведев представил программу модернизации из 10 пунктов. Его концепцию тогда называли минималистической: по сути, новый гарант выделил отрасли, на которые прольётся дождь государственных инвестиций: это атомная индустрия, информационные технологии, здравоохранение и авиакосмическая промышленность. Понятно, что ни один из пунктов «программы-минимум» не реализован по сей день. По следам старых граблей Первым делом Медведев анонсировал приватизацию крупных госактивов на десятки миллиардов долларов, предполагающую пятикратное сокращение списка стратегических предприятий. С оговорками, но это выглядело логично: доля государства в экономике выросла за предыдущие 10 лет с 35 до 70% ВВП. А эффективный собственник, как ни крути, – частник. С госактивами же всё печально: во многих отраслях наблюдались 10-кратный рост издержек, откаты, распилы. Сегодня доля государства в экономике только выросла. Медведев планировал создать совместный с иностранцами суверенный фонд инвестиций, который «разделит риски путём совместных инвестиций в проекты модернизации». Ничего подобного не произошло, хотя до конфронтации с Западом в 2014 г. оставалось ещё 5 лет. Обещание развития финансового сектора обернулось своей полной противоположностью: зачисткой частных банков под интересы государства плюс новыми налогами, которые президент обещал не вводить. Инновационный центр «Сколково», на который Медведев возлагал большие надежды, породил только ряд коррупционных скандалов и превратился в инкубатор для эмигрантов. «Международный трансферт технологий» начинался в понимании реформатора закупкой у Франции авианосца «Мистраль», которой, как известно, не случилось. А про планы по «развёртыванию широкополосного доступа к Интернету по всей России», который создаст для иностранных инвесторов больше возможностей, нынче и вспоминать смешно: в тренде чуть ли не полное отключение страны от Мировой сети. Неудивительно, что после возвращения Владимира Путина на пост №1 новых планов «модернизации» России не появилось. Точнее, президент иногда говорит о модернизации транспортной инфраструктуры или стратегического бомбардировщика Ту-160, но по отношению ко всей стране предпочитает иные термины. «Мы готовы к настоящему прорыву», – заявил Путин в Послании Федеральному собранию. Но эксперты уверены, что дело не только в скомпрометированном Медведевым термине. Могущественные «группы интересов» серьёзных перемен вряд ли хотят. Общее дело Под модернизацией понимают превращение отстающего общества в современное. Во главе угла – экономика, но реконструкции подвергается вся общественная система. При всей разнице в подходах слагаемые успешной модернизации в различных странах похожи. Свободная конкуренция при минимуме барьеров. Власть не воспринимается как создатель барьеров и уж тем более не ассоциируется с оргпреступностью. Право собственности священно, независимость и адекватность судов не вызывают сомнений. Фискальная политика сбалансирована с бюджетной. Власти всячески поддерживают образование и науку, стимулируют заинтересованность граждан в развитии. Внешняя политика стабильна и миролюбива. «АН» рассказывали о нюансах модернизации в различных странах. Медведевский «минимализм» подразумевал, что государство должно выбрать в промышленности отрасль-локомотив и накачать её деньгами. Однако в послевоенной Японии, где делали ставку на металлургию, выстрелила электроника. Компания Sony начиналась с попыток создать массовую рисоварку – и ей это не удалось. Зато мировой рынок покорили качественные магнитофоны и видеокамеры. Это к тому, что не дело государства определять место прорыва, оно должно просто создавать для него условия. Правда, фантастический рост Южной Кореи с 1960-х гг. проходил под контролем военных властей. По уровню доходов кореец был беднее жителя Сомали, сейчас – в 24 раза богаче. Государство пестовало национальный капитал: строило заводы и передавало их частникам. Но ими не были друзья генералов-президентов Пак Чон Хи и Чон Ду Хвана. Поддержка привязывалась к достижению заявленных результатов по экспорту: не вышел на мировые рынки – ничего не получил. А внешняя агрессия направлялась исключительно на коммунистов из КНДР, которые до сих пор подстёгивают южных корейцев к сплочению. Очевидная аксиома: модернизация не может проводиться только для Москвы и Петербурга за счёт остальной страны. Ещё одно наблюдение – исламской революцией обернулись реформы в Иране при шахе Мухаммеде Резе Пехлеви, когда передовые западные порядки пересаживались при помощи авторитарных методов. Так что ни полиция, ни СОБР не защитят, если 90% населения недовольны. Заглянем поглубже. В начале XX века сказочный рост пережила Аргентина. Модернизация? Ничего подобного. Просто идеальные условия для мясного животноводства совпали с возможностью завалить дешёвой говядиной полмира: как раз появились холодильники и трансокеанские перевозки. Аргентинец стал богаче француза, но, как и в России эпохи дорогой нефти, власти испугались системных реформ и перестройки экономики. Как и у нас, политики-популисты обещали не создать новое богатство, а перераспределить старое от богатых к бедным. И пенсионер думал: раз пенсию повышают – значит, наша экономика растёт. Но Великая депрессия и мировые войны обвалили аргентинский экспорт, следом ушли инвестиции, а вместо них – пустота. Что сегодня экспортирует Аргентина? Разве что футболистов. Среди стран былого соцлагеря Венгрия считалась одной из самых зажиточных. Поэтому в 1990-е реформы провели щадящие – испугались обозлить народ. Сегодня венгры беднее словаков, на которых недавно смотрели свысока. В отсутствие экономического роста политикам остаётся распалять идею великой Венгрии, пока инвестор в ужасе отступает в Румынию или Прибалтику. Тем не менее в России именно державность подменяет сегодня модернизацию. Жизнь в ручном режиме Каждый российский первоклассник с ходу узнаёт от учителей, что живёт в самом большом государстве в мире. Самом большом! После этого даже не нужно доказывать, что Россия – самая благополучная или справедливая. Её величие бесспорно уже в силу размера. К XV веку русские успешно переняли у монголов военные технологии, позволяющие контролировать огромные территории. За какие-то 140 лет, прошедшие после покорения Иваном Грозным Казани и Астрахани, русские колонисты достигли Чукотки. Для сравнения: американцы добирались из Новой Англии в Калифорнию 230 лет. Если в европейских державах перенаселённость выталкивала «лишних людей» за границу, то русские могли колонизировать собственную страну. В зауральских колониях не появилось крепостничества, зато сохранились все традиции православия и державности. – Тобольск, Сургут и Красноярск древнее Джеймстауна, Нью-Йорка и Бостона. Но никаких самоуправляемых штатов или ассоциаций свободных фермеров на сибирских просторах не возникло, – говорит историк Сергей Ачильдиев. – Русским служилым людям и в голову не приходило, что они могут управляться как-то иначе, чем царём из Москвы. Вся домонгольская система собственности на Руси основывалась на коллективном владении землёй. А вместе с принятием христианства не появилось византийских представлений о праве на землю. В российских учебниках и Смута рисуется чуть ли не потерянным временем, хотя это был период накопления капиталов и идей, активного приобщения к европейской культуре, давшего обильные всходы в Петровскую эпоху. Вся русская державность выросла из идеи пространственной экспансии. Веками люди привыкали, что на экономические проблемы существует один ответ – расширение пространства. Освоение целины в Казахстане не только при Хрущёве выглядело предпочтительнее повышения эффективности хозяйства в Нечерноземье. Вплоть до Великих реформ Александра II русским удавалось заимствовать передовые технологии на Западе, сохраняя примитивную социальную и политическую организацию. Идея «государства» верно служила для обоснования права любой установившейся власти подавлять собственное население и распоряжаться ресурсами во благо этого государства – феномена, который ничем конкретным не воплощается. Защита власти во все времена объявлялась высшей ценностью. Защитили даже сталинский режим, хотя в глазах миллионов он заслуживал демонтажа. Государство успешно вытеснило народ. Значимость территорий оценивалась исключительно с точки зрения приносимой ренты. Богатством считались леса и недра, золото и нефть, но никак не имущество людей. Вообще плоды достижений в России очень редко проливались на население. Размеры и потенциал страны играли с ней злую шутку при подготовке реформ: русская элита после первых же успехов входила в роль главной в военно-политическом отношении европейской державы. А это, в свою очередь, снижало уровень задач, которые ставились перед страной. Стремление к величию замедляет движение к современности по сей день. Вся история страны полна примеров, когда с крайним напряжением сил воплощались мегапроекты, необходимость которых сомнительна. Освоение новых ресурсов оборачивается их немедленным расходованием. Трата средств стала своего рода навязчивой национальной идеей: предполагается, что в ней отражается растущая мощь государства. Нет более важной задачи, чем расходы на неокупаемые проекты. Тут и БАМ, тут и мост на Сахалин, и многотриллионные расходы на оборону. «На обналичивание идёт минимум 50%, а то и все 70% всех сумм гособоронзаказа», – сообщают СМИ со ссылкой на Росфинмониторинг. При таком раскладе зачем модернизация «группам интересов»? Ведь все успешные модернизации основывались на росте промышленности в ВВП и на встраивании стран в глобальную экономику. А «группы интересов» сидят на ренте с трубы. Любая модернизация начиналась, когда страна оказывалась на пороге катастрофы и подразумевала продуманные действия со стороны государства. «Продуманные» – это такие, чтобы нынешняя ситуация никогда не вернулась. Но потеря статус-кво – главный кошмар властей предержащих.
Свежие комментарии